Таир Салахов: "В искусстве нельзя быть праздным"

В  Третьяковской галерее открылась персональная выставка Таира Салахова – азербайджанского и российского живописца, театрального художника, педагога, вице-президента Российской академии художеств, народного художника СССР, героя Соцтруда, лауреат Госпремии СССР и Госпремии РФ. На выставке представлено более 80 произведений живописи и графики. О выставке и о своем творчестве Таир Салахов рассказал главному редактору "Вестника Кавказа" Марии Сидельниковой.

- Как возникает картина, как рождается замысел? 

- Иногда случай может дать повод для того, чтобы  работа стала вечной. Говорят, Суриков увидел ворону на снегу и написал «Боярыню Морозову». У меня так было с потертом Айдан. (Дочь художника, российская и азербайджанская художница и галерейщик, академик РАХ  Айдан Таировна Салахова, - прим. ред.). В 1960-х работал над чем-то другим. Мы тогда жили в Доме художников на Проспекте Строителей Баку. Вдруг в дверь постучали. Я увидел Айдан в белом пальто. Ей тогда подарили лошадку, она зашла, увидела лошадку и села. Я два-три дня работал над этой вещью.

Ростроповича я увидел в Париже на праздновании 200-летия Французской академии искусств. Там он давал концерт, там я впервые его услышал, там сделал первые наброски. Через несколько лет Ростропович приехал в Баку, я бывал тогда на всех его мастер-классах и попросил позировать. Ростропович пригласил меня на 7 утра, но я опоздал на 15 минут, потому что он жил в правительственном доме и там был сложный пропускной режим. Ростропович сказал: "Вы опоздали на 15 минут, но я соглашусь!" Он надел фрак, взял свой инструмент, сел на стул и для одного меня около 40 минут исполнял свои любимые вещи. И я сделал набросок, который Ростропович подписал: «Дорогой Таир, спасибо тебе за твой талант. Твой Слава». А когда увидел работу сказал: «Спасибо тебе!». 

Так работа родилась в Париже, продолжилась в Баку, а завершил я ее уже в Москве. Сегодня этот портрет Ростроповича выставляется впервые, хотя он уже давно в коллекции Третьяковской галереи. 

- Манеру вашей работы называют «суровым стилем». Согласны ли вы с этим определением? 

- Эта суровость в радость, ведь она происходит от правды жизни. Все привыкли, что изобразительное искусство должно ласкать глаз. Но есть художники, такие как Гелий Коржев, как Виктор Иванов, как Гарольд Клейтон, как Павел Никонов, которые уже ушли из жизни или живы. Их наследие бесценно. Их дети у меня учились. Мы старались быть полезными в культуре того времени. А если ты честен как человек, ты честен будешь и как художник.

Я часто перечитываю повесть Гоголя «Портрет». Кто прочитает эту повесть, тот поймет, что такое художник. Я прочел,  и это для меня эталон образа художника. Чертков, о котором пишет Гоголь, всю жизнь праздно работал и плохо кончил. Нельзя в искусстве быть праздным. Потому что это себе в ущерб. 

- СССР способствовал развитию искусства или, наоборот, тормозил? 

- По-разному можно думать. Можно думать, что это был государственный мультикультуризм. Что-то же нас объединяло, что-то вело нас к этой правде. Я не осуждаю тот строй. Но сама жизнь диктует новые открытия, новые дела, новые идеологии, отношение к искусству. Я приветствую талантливых людей. Я приветствую поиски молодых. Приветствую любовь к Родине и попытки сделать для нее что-то полезное. 

- Вы продолжаете работать до сих пор? 

-А как же!