Cпорный геноцид: Турецкие трибуналы в 1919-1920 годах

Множество работ было написано о том, что армяне называют первым геноцидом в XX веке и к чему большинство турок относятся как к примеру межобщинной вражды и депортаций в военное время. Тем не менее, несмотря на огромное количество литературы, ожесточенные споры вокруг того, что на самом деле произошло около ста лет назад, не утихают. Насыщенный исторический спор осложняет отношения между Турцией и Арменией и ведет к напряжению в неспокойном регионе. Он также дает о себе знать в других частях мира в моменты, когда представители армянской диаспоры лоббируют признание геноцида армян в парламентах других стран, а турецкое правительство угрожает принять контрмеры.

"Вестник Кавказа" публикует главы из книги Гюнтера Леви "Армянские погромы в османской Турции: спорный геноцид", раскрывающей суть вопроса.

После поражения Турции в Первой мировой войне и подписания Мудросского перемирия с Турцией 30 октября 1918 года, 11 ноября было сформировано новое турецкое правительство, которое обвинило режим младотурок в серьезных преступлениях. Эти обвинения привели к созыву особого военного трибунала, который должен был судить руководство КЕП, а также отдельных официальных лиц бывшего правительства. Несколько современных армянских писателей цитируют материалы этих слушаний в качестве ключевого подтверждения обвинений в геноциде. Так, Варткес Егиаян утверждает, что они «являются первичными доказательствами турецких признаний и обвинительных заключений, которые аутентифицируют и подрепляют рассказы армянских свидетелей геноцида»[1]. Дадрян, как мы убедились ранее, ссылался на судебные разбирательства как на подтверждения подлинности документов Наима-Андоняна.

После того, как Турция проиграла в войне, правительство младотурок было сильно дискредитировано, а жесткая критика КЕП стала главной темой турецких газет[2]. Общественные призывы наказать руководство младотурок усилились после того, как семь высших руководителей КЕП, включая Талаат-пашу, бежали из Константинополя на борту немецкого миноносца ночью 1 ноября. Британский Верховный комиссар, Артур Г. Калторп информировал Лондон 29 ноября о том, что планировалось судить Энвера, Талаата и их приближенных военным трибуналом. Он добавил, что практически нет ни одной газеты, «которая бы не обвиняла этих людей либо в неоценимом ущербе, который они нанесли стране, либо во вкладе в массовые убийства представителей различных христианских народов»[3]. Комитет турецкого парламента и комиссия Министерства внутренних дел приступили к сбору свидетельств и получили огромное количество значимых документов, которые были впоследствии использованы военными трибуналами[4].

По всем свидетельствам, главной причиной созыва военных трибуналов стало значительное давление со стороны победивших союзников, которые настаивали на отмщении за убийства армян. Уже 24 мая 1915 года правительства союзников предупредили Высокую Порту, что все члены османского правительства и агенты, которые были замешаны в этих преступлениях, понесут личную ответственность за них[5]. Как пишет Танер Акчам, автор наиболее детального исследования, пишет, что при принятии турецким кабинетом министров 14 декабря официального решения о создании военно-полевых судов, «политическое давление со стороны британцев сыграло решающую роль»[6]. Дадрян также говорит о стремлении союзников к карательному правосудию[7]. Как пишет данный автор в еще одной статье, совершенно очевидно, что создание военно-полевых судов «было продиктовано политической целесообразностью. С одной стороны, была надежда, что в первую очередь, если не исключительно, убийство армян будет инкриминировано руководству партии иттихадистов, что должно было снять обвинения с остальной части турецкой нации. С другой стороны, многие представители союзников твердо верили в то, что наказание виновных сделало бы победителей в войне более благосклонными на мирной конференции»[8].

Военные планы Антанты включали в себя раздел Османской Империи. Согласно так называемому Константинопольскому соглашению от 18 марта 1915 года, Россия должна была аннексировать Стамбул и некоторые области Восточной Фракии, а также примыкающую территорию азиатской части Турции. Соглашение Сайкса-Пико от 16 мая 1916 года было подписано Марком Сайксом со стороны Британии и Франсуа Жорж-Пико со стороны Франции и ратифицировано Россией. По соглашению, обширные территории азиатской части Турции были разделены между Францией, Россией и Британией[9]. Очевидно, что турки были очень обеспокоены этими планами и заранее решили, что только плотное сотрудничество с союзниками поможет им минимизировать территориальные потери. Они также развернули тщательно продуманную кампанию, которая была призвана убедить мир в том, что лишь младотурки были ответственны за совершенные преступления. Согласно отчету американских секретных служб от 10 декабря 1918 года, турки создали комиссию по пропаганде «для того, чтобы убедить цивилизованных людей в том, что турки достойны сострадания, и свалить всю ответственность за убийства на младотурецкое правительство»[10].

Национальный Конгресс, включавший в себя более 50 политических и культурных организаций, опубликовал несколько памфлетов в адрес Запада, которые должны были отражать мнение, впоследствии озвученное некоторыми военными трибуналами. Данная организация утверждала, что депортации армян были необходимы из-за предательской деятельности армянских революционных организаций и «многочисленных случаев насилия против мусульманского населения», но что имевшие место убийства непростительны.

Они обвиняли КЕП в проведении «бесчеловечной политики уничтожения и разграбления», но подчеркивали, что турецкий народ не должен нести ответственность за «преступные отклонения, против которых его сознание протестовало с самого начала». Мусульмане, так же как и армяне, значительно пострадали от правления младотурок. «Все классы, все национальности были жертвами их тирании»[11]. Великий визирь Дамад Ферид, выступая на мирной конференции в Париже, заявил, что ответственность за вступление Турции в войну на стороне Германии и преступления, совершенные против христиан, лежат исключительно на КЕП[12].

Массовые аресты ведущих иттихадистов начались в январе 1919 года. Список подозреваемых был составлен греко-армянской секцией Британской Верховной комиссии, которая также прибегала к поддержке Армянского патриархата. Кроме того, были арестованы националисты, выступавшие против перемирия, и политические противники оказавшейся у власти партии “Свобода и согласие", которая стремилась свести старые счеты. В числе обвинений были подрывная деятельность в отношении турецкой конституции, убийства греков и армян, а также спекуляция в военные годы. По основному судебному разбирательству проходили министры и высокопоставленные должностные лица КЕП. Несколько других судов занялись делами о массовых убийствах, произошедших в провинциальных городах. Ввиду недостаточного количества документов, общее число судов неизвестно. Согласно подсчетам Танера Акчама, их было 28, но могло быть и больше[13]. Попытка турецкого правительства привлечь представителей четырех нейтральных правительств (Дании, Испании, Швеции и Голландии) к участию в расследовании убийств в феврале 1919 года была сорвана в связи с протестом Британии и Франции[14]. Все судебные разбирательства проходили в Константинополе.

Первый военный суд, внимание которого было сконцентрировано на событиях в городе Йозгате (расположенном на территории провинции Анкара), начался 5 февраля 1919 года и продолжался до 7 апреля. Он обвинил нескольких турецких чиновников в массовых убийствах и грабежах среди депортированных армян.

Из 1800 армян, которые проживали в городе Йозгат до войны, только 88 осталось в живых к 1919 г. Суд выслушал показания выживших, которые рассказали об убийствах, грабежах и изнасилованиях, а также принял в качестве свидетельств документы, которые содержали приказы об уничтожении армян. Так, к примеру, письмо одного из обвиняемых, командира жандармерии, отвечавшего за районы Чорум и Йозгат, содержало телеграмму, адресованную одному из подчиненных, в которой говорилось, что «армяне должны быть изничтожены»[15]. 8 апреля военный трибунал признал двух обвиняемых виновными, а дело третьего было передано другому суду.

Главный судебный процесс начался в Константинополе 28 апреля. Двенадцать обвиняемых, включая важных членов центрального комитета КЕП и нескольких министров, предстали на скамье подсудимых. Семь ключевых фигурантов-беглецов, включая Талаата, Энвера и Джемаля, подверглись суду заочно. «В обвинительном акте содержатся, - пишет Дадрян, - сорок два подлинных документа, обосновывающих обвинения; на многих из них стоят даты, идентификаторы отправителей зашифрованных телеграмм и писем, а также имена получателей»[16]. Среди этих документов находятся данные под присягой письменные показания генерала Мехмета Вехиб-паши, командующего Третьей турецкой армии, который свидетельствовал, что «убийство и уничтожение армян, а также грабежи и разграбление их имущества были результатом решений, принятых центральным комитетом “Единение и прогресс” [КЕП]»[17]. В другом документе, цитируемом в обвинительном акте, высокопоставленный член Комитета по депортациям Абдулахад Нури, признает, что Талаат сказал ему: «Целью депортации было уничтожение»[18]. 22 июля военный трибунал вынес свой вердикт.. Несколько обвиняемых были признаны виновными в насильственном свержении конституционного строя, а также ответственными за массовые убийства в разных частях страны. Талаат, Энвер, Джемаль и Назим были приговорены к смерти (заочно). Все остальные были приговорены к длительным срокам тюремного заключения[19].

Согласно вердикту по еще одному делу (о представителях КЕП в разных городах), подразделению турецких войск под названием Тешкилат-и-Махсусе («Специальная Организация») тоже вменялись массовые убийства[20]. Действия Специальной Организации были также обстоятельно рассмотрены в рамках основного процесса. Считается, что суд собрал специальную папку документов под названием «Оставшиеся документы Специальной Организации». Согласно Дадряну, судебные разбирательства главного военного трибунала, а также другие дела изобилуют отсылками к преступным «убийствам и разрушениям, совершенным Специальной Организацией»[21]. 

Несмотря на широко распространенную ненависть к дискредитированному младотурецкому режиму, процессы над главами КЕП пользовались сравнительно небольшой поддержкой среди турецкого населения. Похороны Мехмета Кемаля, бывшего губернатора Богазлыяна, который был повешен 10 апреля, вылились в многолюдную демонстрацию, организованную сторонниками КЕП. Возможно, что «многие рассматривают казни скорее как необходимые уступки Антанте, нежели как правосудие, справедливо настигшее преступников»[22], сообщал в Лондон британский Верховный комиссар. Говоря о продолжавшихся арестах бывших членов правительства, Верховный комиссар США Льюис Хек писал в Вашингтон 4 апреля 1919 г.: «Широко распространено мнение, что значительная их часть мотивирована желанием личной мести или что они были произведены по наущению властей Антанты, особенно британцев»[23].

Многие армяне также выражали свое скептическое отношение к этому процессу. Арам Андонян назвал суд над руководствам КЕП «[скорее] политической уловкой, нежели работой правосудия. Нынешнее правительство Турции просто хотело пустить пыль в глаза Европе»[24]. Противостояние судебным процессам значительно усилилось после греческой оккупации Смирны (современный Измир) 15 мая 1919 г., которая привела к мощному всплеску патриотических и националистических настроений. «Эта провокация», - пишет Джеймс Виллис, - «породила страх того, что союзники поощряют территориальные аннексии давнишнего врага Турции»[25]. Под предводительством Мустафы Кемаля, военачальника, отмеченного большим количеством наград, возникло национальное движение, которое в итоге свергло правительство султана в Константинополе.

С самого начала кемалисты критиковали султана за его презренную капитуляцию перед союзниками и высказывали все большую обеспокоенность тем, что судебные процессы были частью плана раздела Османской империи. Зверства, учиненные греческими войсками в Смирне, оставались в значительной мере безнаказанными, в то время как победители оказывали давление на Турцию, чтобы она преследовала младотурецких лидеров, что делало Союзников похожими на лицемерных приверженцев двойных стандартов[26].

С 20 по 23 мая в Константинополе прошло несколько больших демонстраций против оккупации страны государствами Антанты. Чтобы усмирить националистов, османское правительство освободило сорок одного узника. Долгое время британцы были обеспокоены плохой дисциплиной в тюрьмах и большим количеством беглецов, а с этого момента они стали бояться освобождения всех преступников. По этой причине 28 мая британские силы взяли под стражу 67 задержанных, включая тех, чьи дела уже находились в рассмотрении, и перебросили их на Мальту. По мере того, как кемалистское движение набирало силу, работа военных трибуналов все больше замедлялась. 16 марта 1920 г. союзники оккупировали Константинополь, но подписание Севрского мирного договора Османским правительством 10 августа еще больше ослабило власть военных трибуналов. Этот договор предусматривал создание международного трибунала, который должен был судить подозреваемых в серьезных военных преступлениях, и таким образом уменьшал значимость и важность турецких судов. Последнее османское правительство обнаружило ряд процессуальных ошибок в деятельности военных судов. Разбирательства официально завершились 28 марта 1922 года. Через год те, кто еще оставался под стражей, были освобождены по амнистии[27].

Дадрян считает военные трибуналы 1919-1920 гг. «важной вехой в истории турецкого права». Он признает, что суды страдали от нестабильности структуры и штата. Председательствующие судьи и прокуроры сменялись крайне часто. Парадигма «карательного правосудия» потерпела фиаско. Несмотря на чудовищность преступления, было вынесено лишь 15 смертных приговоров, из которых только три были приведены в исполнение. Несмотря на это, Дадрян настаивает, что судебные разбирательства «без сомнения продемонстрировали, что Иттихад, который превратился в целостную партию , намеревался уничтожить армянское население империи и с этой целью разработал и привел в действие план геноцида»[28]. Ованнисян приходит к схожим выводам и утверждает, что, хотя правосудие и не восторжествовало, «документы, относящиеся к делу, говорят о виновности режима младотурок»[29]. Согласно Мелсону, «военные трибуналы продемонстрировали, что был момент, когда турецкие власти объеденились в своем намерении не отрицать, но признавать правду об армянском геноциде»[30]

Армянские авторы и их последователи воспели вклад военных трибуналов в обнаружение исторической истины, несмотря на серьезные пробелы в наших знаниях об этих процессах и сомнения в достоверности их выводов. Конечно, неудивительно, что судебные разбирательства 1919-1920 гг. не соответствовали многим требованиям к надлежащей правовой процедуре. Немногие исследователи, знакомые с османской судебной практикой и системой, могли сказать о них что-то хорошее, особенно в адрес военных судов. Дадрян отмечает, что трибуналы в 1915 г. «приговорили к повешению бесчисленное множество армян по самым неубедительным обвинениям», и с одобрением цитирует один немецкий меморандум, который называл эти военные суды «инсценировками разбирательства»[31]. В январе 1916 г. немецкий посол, Пауль фон Вольф-Меттерних, потребовал надзора за турецкими судами со стороны немецких чиновников, «так как нельзя доверять турецкой правоохранительной системе»[32]. В июле 1915 и в начале 1916 гг. трибунал приговорил к смерти 78 высокопоставленных граждан Сирии. «Многие, возможно, даже большинство, - пишет исследователь этой темы, - не были виновны ни в чем, что могло бы как-то обосновать такой приговор»[33].

Безусловно военные суды 1919-1920 гг. выносили немного смертных приговоров, но это не было результатом улучшения юридической процедуры. «Интересно наблюдать, - комментировал британский высокий комиссар Ричард Уэбб 7 июля 1919 года (по поводу только что завершившегося процесса Талаата и других лидеров младотурок), - насколько умело был использован турецкий уголовный кодекс, чтобы привлечь обвиняемых к ответственности за совершенные ими деяния и то как приговоры были распределены между отсутствующими и присутствующими, чтобы минимизировать кровопролитие»[34].

Другими словами, хотя смертных приговоров было меньше, чем в военное время, политическое давление на суды осталось в прежних масштабах. Можно сделать вывод, что если армянских авторов устроили результаты судебных процессов 1919-1920 гг., то не потому, что их точка зрения изменилась, а скорее потому, что они были довольны выводами суда по поводу ответственности младотурецкого руководства за убийства армян.

Процессуальное законодательство, регулирующее деятельность османских военных судов, в том числе и в 1919-1920 гг., обладало существенными недостатками с точки зрения западных правовых стандартов. Американские военные суды XIX века, например, предоставляли обвиняемым или их законным представителям право опрашивать свидетелей в отношении предполагаемого правонарушения[35]. Оно обеспечивается статьей 32 Единого кодекса военной юстиции США, принятого Конгрессом в 1950 году, согласно которой, обвиняемый должен иметь возможность «опрашивать свидетелей» и получать доказательства в своих собственных интересах[36]. Даже подвергшееся обширной критике процессуальное законодательство в отношении военных судов, предложенное администрацией Дж. Буша-младшего в 2002 г. для суда над террористами, предоставляет обвиняемому право представлять свидетельства в свою защиту и опрашивать свидетелей[37].

Напротив, османский уголовный кодекс не признавал право на опрос свидетелей, и роль судьи была более важной, чем в англосаксонской традиции. Он взвешивал доказательную ценность всех свидетельств, представленных в ходе предварительного следствия и самого судебного процесса, и опрашивал обвиняемого[38]. В ходе разбирательств 1919-1920 годов судья, опрашивая подсудимых, часто вел себя скорее как прокурор, нежели как беспристрастный вершитель правосудия.

В соответствии с османским процессуальным законодательством, представителям защиты на процессах 1919-1920 гг. был запрещен доступ к досудебным следственным материалам и сопровождение клиентов на допросах, которые проводились перед процессами[39]. 6 мая 1919 года, на третьем заседании главного трибунала, представитель защиты попытался оспорить многократные упоминания официального обвинения как уже доказанного факта, однако суд отклонил протест[40]. На всем протяжении судебных процессов не заслушивались показания свидетелей; вердикт суда всецело основывался на документах и показаниях, упоминаемых или зачитываемых в ходе разбирательства, но не на показаниях, полученных в результате перекрестного допроса. Комментируя расследование резни в Йозгате, которое тогда только что началось, американский Верховный комиссар Хек с неодобрением замечал 7 февраля 1919 года, что обвиняемые будут допрошены «в ходе анонимного разбирательства»[41]. «После образования Турецкой республики», - пишет турецкий военный юрист, - «система военного правосудия, которая была создана в Османской империи, рассматривалась главным образом как неконституционная, и в 1930 году Великим национальным собранием Турции были разработаны и приняты новые военный, уголовный и уголовно-процессуальный кодексы»[42].

Пожалуй, наиболее серьезной проблемой, нанесшей урон доказательной силе военных трибуналов 1919-20 гг., стала утеря всей документации, имеющей отношение к этим процессам. Это означает, что мы не располагаем ни оригинальными документами, ни свидетельствами, скрепленными присягой, ни приобщенными к делам показаниями, на которых суд основывал свои заключения и вердикты.

Мы знаем о некоторых из этих материалов благодаря судебным протоколам, сохранившимся в избранных приложениях к официальной османской правительственной газете, «Таквим-и векаи», или благодаря сообщениям прочей прессы; но, конечно, эти попытки восстановления документов вряд ли могут считаться полноценной заменой оригиналов. Во многих случаях мы не знаем, использовали официальная газета или иная пресса, описывающие разбирательства, полный или частичный текст приведенных документов. Также мы не можем быть уверены в точности копий. Как пишет Дадрян, «перед представлением любого и каждого официального документа в качестве доказательства, подтверждающего обвинение, подлинность материала подтверждалась профессионалами Министерства внутренних дел, после чего они заверяли документ подписью "соответствует подлиннику" в верхней части каждого листа»[43]. Однако в отсутствие оригинала документа, а также возможности представителя защиты поставить под вопрос подлинность материалов, мы вынуждены полагаться на мнение чиновников по данному вопросу, и это по-настоящему трудная задача.

Вряд ли Нюрнбергский процесс снискал бы свою нынешнюю славу в деле документирования нацистских преступлений, если бы мы вынуждены были полагаться на несколько копий материалов в судебных протоколах или в прессе, описывавшей разбирательства, вместо вердиктов, подкрепленных тысячами подлинных немецких документов, хранящихся в наших архивах.

За отсутствием полных оригинальных документов, мы должны довольствоваться отдельными выдержками. Например, генерал Вехиб-паша в своих письменных показаниях предположительно описывает доктора Бехаэддина Шакира, одного из руководителей комитета «Единение и прогресс», как человека, «обеспечивавшего и поощрявшего деятельность палачей в зоне командования Третьей Армии….Он командовал негодяями, жандармами и полицией с окровавленными руками и налитыми кровью глазами»[44]. Эти показания частично были включены в обвинительное заключение главного судебного разбирательства, а также в вердикт Харпутского процесса[45], но без его полного текста мы упускаем контекст процитированных замечаний. Полный текст показаний, вероятно, был оглашен на Трапезундском процессе 29 марта 1919 года, но протокол рассмотрения дела в суде не сохранился ни в одном источнике; в официальной газете был опубликован только вердикт.

Считается, что еще одна группа обличительных показаний была дана на Йозгатском судебном процессе, однако и в этом случае в официальной газете был опубликован только вердикт. Дадрян, который ссылается на эту информацию, вынужден основываться лишь на пересказе рассмотрения дела турецкими газетами, каждая из которых работала в условиях двойной цензуры со стороны турецкого правительства и Верховных комиссаров Антанты[46]. Более того, большая часть этих показаний получена в лучшем случае из вторых рук. 

Так, к примеру, считается, что бывший турецкий чиновник Джемаль подтвердил, что делегат КЕП от Анкары Некати сказал ему, что пришло время начать «уничтожение местных армян»[47]. Схожие основанные на слухах показания содержатся в обвинительном акте основного судебного процесса. Турецкий чиновник Ихсан-бей слышал, как Нури-бей, представитель комитета по депортациям в Алеппо, сказал: «Я контактировал с Талаат-беем и лично получил от него распоряжение об уничтожении»[48]. Кажется, что в отсутствие аналогичной информации из других достоверных источников трудно считать эти показания доказательными в сколько-нибудь значимом смысле этого слова.

Современные турецкие авторы игнорируют использование судебных разбирательств военных трибуналов 1919-1920 гг. союзниками в качестве инструмента[49]. Однако в то время победители, жаждавшие карательного правосудия, считали судебные процессы затянутыми. Как писал британский Верховный комиссар Калторп в Лондон 1 августа 1919 г., судебные процессы «оказались фарсом и нанесли урон нашей репутации, а также репутации турецкого правительства»[50]. С точки зрения комиссара Джона де Робека, суды были столь провальными, что «их решения не могли приниматься всерьез»[51]. По этой причине, когда британцы рассматривали возможность самостоятельно судить подозреваемых в турецких военных преступниях на Мальте, они отказались от использования каких-либо обвинительных доказательств, собранных турецкими трибуналами.

Согласно Дадряну, «несколько аспектов судебных разбирательств трибуналов достойны внимания в силу их добросовестности, несмотря на тот факт, что на этих судах настаивали победившие союзники, в тени которых они прошли». Среди качеств, заслуживающих похвалы, Дадрян обращает внимание на то, что суды проводились публично, что у обвиняемых были умелые защитники, а также на то, что вердикты, вынесенные трибуналами, практически полностью основывались на подлинных документах[52].

Однако, как уже было объяснено ранее, подлинность документов, принятых в качестве доказательств, не может быть установлена на основании утверждений со стороны обвинения. Более того, ни одно показание свидетелей, письменное заявление или вообще какие бы то ни было документы, представленные государственным обвинением, не были подвергнуты проверке стороной защиты, что не позволяет считать их убедительной уликой. Содержание некоторых из данных документов было воспроизведены в обвинительных актах, однако такой акт не равносилен доказанной вине. Серьезные нарушения необходимых процедур, а также потеря всех оригинальных документов оставляют выводы военных трибуналов 1919-1920 гг. без убедительных подкреплений.

[1] Vartkes Yeghiayan, The Armenian Genocide and the Trials of the Young Turks, p. 1.

[2] Примеры приводятся в: John S. Kirakossian, The Armenian Genocide: The Young Turks before the Judgment of History, trans. Shoshan Altunian, pp. 161— 62.

[3] FO 371/3411/210534, p. 334.

[4] Akcam, Armenien und der Vdlkermord, pp. 88-92; Annette Hoss, "The Trial of Perpetrators by the Turkish Military Tribunals: The Case of Yozgat," в The Armenian Genocide, ed. Hovannisian, pp. 210—11.

[5] С полным текстом заявления можно ознакомиться в: U.S. Department of State, Papers Relating to the Foreign Relations of the United States, 1915: Supplement, p. 98T.

[6] Akcam, Armenien und der Vdlkermord, p. 93.

[7] Vahakn N. Dadrian, "The Documentation of the World War I Armenian Massacres in the Proceedings of the Turkish Military Tribunal," International Journal of Middle East Studies 23 (1991): 554.

[8] Vahakn N. Dadrian, "The Turkish Military Tribunal's Prosecution of the Authors of the Armenian Genocide: Four Major Court-Martial Series," Holocaust and Genocide Studies 11 (1997): 31.

[9] Cf. James B. Gidney, A Mandate for Armenia, p. 62

[10] NA, RG 59, 867.00/834 (M 353, roll 7, fr. 244).

[11] National Congress of Turkey, The Turco-Armenian Question: The Turkish Point of View, pp. 79, 83. См. также: Kara Schemsi [pseudonym for Rechid Safer Bey], Tuns et armeniens devant I'histoire: Nouveaux temoignages russes et turcs sur les atrocitees armeniens de 1914 a 1918.

[12] FRUSA, "FRUSAs Documentation of the Appearance of the Ottoman Turkish Delegation before the Council of Four, Paris, June 17, 1919," Armenian Revieiw 35 (1982): 72.

[13] В отношении списка судов см. Akcam, Armenien und der Vdlkermord, pp. 162—65.

[14] FO 371/4172/31827, 32889, 35094; FO 371/4173/47293.

[15] Цит. по: Dadrian, Warrant for Genocide, p. 125.

[16] Dadrian, "The Turkish Military Tribunal's Prosecution of the Authors of the Armenian Genocide," p. 45.

[17] Цит. по: Akcam, Armenien und der Volkermord, p. 204. Полностью с обвинительным актом от 12 апреля 1919 года можно ознакомиться на с. 192-207.

[18] Цит. по: Dadrian, "The Documentation of the World War I Armenian Massacres," p. 558.

[19] Вердиктприводитсяв: Akcam, Armenien und der Volkermord. PP. 353-64.

[20] Verdict of January 8, 1920, p. 4, цит. по Taner Akcam, ed., "The Proceedings of the Turkish Military Tribunal as published in Takvim-i Vekayi, 1919—1920," part 2. Данная копия протоколов судебного заседания представляет собой немецкий перевод, использованный Акчамом и помещенный им в арменоведческий центр Дирборна при Мичиганском университете. Другая подборка стенограмм судебных заседаний представлена в: Yeghiayan, The Armenian Genocide and the Trials of the Young Turks. Эта работа является переводом с турецкого на армянский, а затем на английский. Более того, информация в книге искажена недомолвками и небрежной датировкой.

[21] Vahakn N. Dadrian, "The Role of rhe Special Organisation, в The Armenian Genocide during the First World War," in Minorities in Wartime: National and Racial Groupings in Europe, North America and Australia during the Two World Wars, ed. Panikos Panayi, p. 74.

[22] Calthorpe to Foreign Office, April 17, 1919, FO 371/4173/61185, p. 279.

[23] NA, RG 59> 867.00/868 (M 353, roll 7, fr. 448).

[24] Andonian, Memoirs of Naim Bey, p. 69.

[25] James F. Willis, Prologue to Nuremberg: The Politics and Diplomacy of Punishing War Criminals of the First World War, p. 155.

[26] Зверства греков были подтверждены совместной комиссией по расследованию, которая представила свой доклад 14 октября 1919 года. См. Laurence Evans, United States Policy and the Partition of Turkey, 1914—1924, p. 181, иболеераннююработу - Arnold J. Toynbee, The Western Question in Greece and 'Turkey: A Study in the Contact ofCivilizations, p. 169. Согласно сведениям, предоставленным американским консулом в Смирне Джорджем Хортоном, греческий генерал-губернатор действительно серьезно наказал тех, кто был ответственен за бесчинства. См. его: The Blight of Asia, p. 76.

[27] Более подробное обсуждение этого см. в: Akcam, Armenien und der Vdlkermord, pp. 114—19.

[28] Dadrian, "The Turkish Military Tribunal's Prosecution of the Authors of the Armenian Genocide," pp. 30—31, 50, 53.

[29] Richard G Hovannisian, "Denial of the Armenian Genocide in Comparison with Holocaust Denial," in Remembrance and Denial, p. 220.

[30] Melson, Revolution and Genocide, p. 152.

[31] Dadrian, "The Secret Young-Turk Ittihadist Conference," p. 191. Ссылка на немецкий меморандум есть в исправленной версии этой статьи, опубликованной в: Journal of Political and Military Sociology 22 (1994): 188.

[32] Artem Ohandjanian, comp., Osterreich-Armenien, 1812—1936: Faksimilesamtnlung diplomatischer Aktenstiicke, vol. 7, pp. 5011—12.

[33] Stephen H. Longrigg, Syria and Lebanon under French Mandate, p. 51.

[34] FO 371/474/118392, p. 267.

[35] John M. Lindley, "A Soldier Is Also a Citizen": The Controversy over Military Justice. 1911—1920, p. 10.

[36] U.S. Air Force ROTC, Military Law, pp. 4, 113.

[37] "Rules for Military Tribunals," New York Times, March 21, 2002.

[38] Yilmaz Altug, trans., The Turkish Code of Criminal Procedure, art. 232; Baki Kuru, "Law of Procedure," в Introduction to Turkish Law, ed. T. Ugrul Ansay and Don Wallace, pp. T77, 204. См. также George Young, Corps de droit ottoman, vol. 7, pp. 226-300.

[39] Vahakn N. Dadrian, "Genocide as a Problem of National and International Law: The World War I Armenian Case and Its Contemporary Legal Ramifications," Yale Journal of International Law 14 (1989): 297 (n. 286).

[40] Akcam, "The Proceedings of the Turkish Military Tribunal," part 1, thirdsession, pp. 24, 27.

[41] NA, RG 59, 867.00/81 (M 820, roll 536, fr. 440).

[42] Hikmet Sener, "A Comparison of the Turkish and American Military Systems of Nonjudicial Punishment," Military Law Review 27 (1965): 113.

[43] Vahakn N. Dadrian, The Key Elements in the Turkish Denial of the Armenian Genocide: A Case Study of Distortion and Falsification, p. 27.

[44] Цит. по: Dadrian, "The Armenian Genocide and the Pitfalls of a 'Balanced' Analysis," p. 89. Другой перевод приводится в: Akcam, Armenien und der Volkermord, p. 204.

[45] Текст обвинительного заключения см. в: Akcam, Armenien und der Volkermord, pp. 192—207. ВердиктХарпутскогопроцессасм. в: Haigazn K. Kazarian, "The Genocide of Kharpert's Armenians: A Turkish Judicial Document and Cipher Telegrams Pertaining to Kharpert," Armenian Review 19 (Spring 1966):18-19.

[46] Clarence R. Johnson, ed., Constantinople Today, or the Pathfinder Survey of Constantinople: Study in Oriental Social Life, p. 116; Nur Bilge Criss, Istanbul under Allied Occupation, 1918—1923, pp. 48—49.

[47] Цит. по: Dadrian, "A Textual Analysis of the Key Indictment of the Turkish Military Tribunal," p. 138.

[48] Цит. по: Akcam, Armenien und der Volkermord, p. 197.

[49] См., напр.: Gurun, The Armenian File, p. 232.

[50] FO 371/4174/118377.

[51] De Robeck to London, September 21, 1919, FO 371/4174/136069.

[52] Dadrian, Key Elements in the Turkish Denial of the Armenian Genocide, p. 27.