Крым с Россией: цена исторической справедливости

Между августом и декабрем 1991 года, когда максимально активизировались проводившиеся с весны того года консультации между Москвой, Минском, Киевом и Алма-Атой по поводу будущего бывших советских республик, российское руководство обладало наибольшим потенциалом воздействия на Киев для решения крымской проблемы. Достаточно было жестко поставить эту тему перед Киевом, либо накануне первых президентских выборов на Украине 1 декабря 1991 года, либо в преддверии беловежских соглашений, подписанных спустя неделю 8 декабря, в качестве необходимого условия безболезненного постсоветского размежевания двух республик. Президент Украины Леонид Кравчук пошел бы на этот вынужденный шаг без энтузиазма, но и без сильного давления со стороны Москвы, учитывая какая радужная на тот момент перспектива внезапной независимости от Кремля и Москвы открывалась перед киевской хозяйственно-партийной номенклатурой...

Сейчас распространенный аргумент противников присоединения Крыма звучит так – Россия нарушила международные обязательства перед Украиной и нормы международного права. Спустя 25 лет об этом можно и нужно спорить, коль скоро Украина действительно укоренилась как субъект международного права, и выглядела, во всяком случае, до последнего переворота, как вполне состоявшееся государство. Но тогда о каких-либо международных стандартах в этом вопросе вообще не могло быть и речи, потому как тема дезинтеграции Советского Союза в принципе не могла быть описана какими-либо внешними международно-юридическими стандартами. Советский Союз в определенной мере был сам для себя источником права. Поэтому на момент распада все решалось внутри Союза, на уровне республик, правящими на тот момент последними коммунистическими элитами, исходя из целесообразности текущих конъюнктурных интересов сохранения власти в период динамичного и нередко кровавого транзита. Правовые нормы "перехода" СССР в СНГ разворачивали уже в угоду им, и под углом свершившихся закулисных договоренностей.

Важно отметить, что тот "не доигранный" сюжет по крымскому вопросу воспринимался Кремлем как вполне завершенная тема – своеобразный региональный "конец истории". Была уверенность, что отношения с Украиной ни при каких обстоятельствах не смогут зайти так далеко, чтобы начался вооруженный конфликт, либо с территории Украины была направлена военная угроза в сторону России. Считалось, что украинская бюрократия и финансово-промышленная элита естественные и долгосрочные партнеры российской элиты. Весьма показательно в этом смысле откровенное высказывание Путина: "Мы в России всегда считали, что русские и украинцы - один народ. Я так думаю и сейчас…"

Вплоть до первой украинской "оранжевой революции" 2004 года Москва не воспринимала всерьез предположения относительно того, что новая, вновь пришедшая украинская элита, могла бы угрожать русской части социально-экономического пространства Украины фактически уничтожением. Собственно и такие предположения со стороны ряда журналистов и политологов носили, скорее, характер беллетристики. Просто потому, что Киеву доверяли, рассчитывая, что прагматизм бизнеса, торгово-экономических отношений и уравновешенной внешней политики может быть "вечной" константой в наших двусторонних отношениях. Это доверие не разрушал даже процесс нарастающей украинизации образовательного и административно-правового пространства. Не смущало и отсутствие действующих правовых и политических балансов, применяемых, например, в Канаде в отношении франкоговорящих и англоговорящих регионов. Единственные четкие опасения на украинском направлении высказывались Москвой, еще в период ельцинского правления, относительно темы расширения НАТО.

При этом и оппозиция, и эксперты указывали Кремлю на возможные риски, и убеждали в том, что радикализация Киева в отношении России возможна. В частности, Верховный Совет РФ, вплоть до октября 1993 года прорабатывал возможные варианты изменения статуса Крыма и постепенное возвращение под юрисдикцию России, рассматривали даже варианты заключения с Украиной долгосрочной аренды Крыма. В частности, широко известна история с постановлением Верховного Совета РФ "О правовой оценке решений высших органов государственной власти РСФСР по изменению статуса Крыма, принятого в 1954 году" от 21 мая 1992 года №2809-1, а также другое постановление, в июле 1993 года в отношении Севастополя. Однако на уровне президентской администрации и МИДа эта тема не находила отклика и перевод данных постановлений законодательной власти в плоскость решений исполнительных органов блокировался.

Таким образом, крымская тема оставалась предметом трений между Ельциным и Хасбулатовым в ряду остальных политических вопросов составивших суть "легендарного" конфликта Верховного Совета РФ и первого президента России. В этом же ключе были отвергнуты все попытки найти способы выхода из под юрисдикции Украины, возникающие уже в самом Симферополе в период правления крымского президента Юрия Мешкова.

Возвращать Крым не стали по нескольким обстоятельствам. Первое - Москва могла "не вытянуть" новый субъект федерации. Экономическая ситуация в России, в самом насущном плане продовольственного обеспечения, до 1993-1994 года была хуже чем в той же Украине. Второй момент – давление кавказского сепаратизма. На его фоне возвращение Крыма трактовалось бы как имперская ремиссия. Кремль в тот период, был гораздо более подвержен влиянию публичной критики, разного рода, нежели сейчас…

Разрушение внутриукраинских политических балансов, внезапный крах и исчезновение российских партнеров в лице "Партии регионов" фактически подвигло Кремль на сценарий возвращения. Об этом достаточно подробно рассказал сам Путин.

Технически, весь процесс был отлично организован и практически сложился как единая симфония, от уровня ФСБ, ГРУ, Минобороны до гражданских министерств и малоизвестных общественных активистов. Это необычно даже для путинской России на волне успеха проведенной сочинской Олимпиады. Но как раз выпукло показывает, что речь идет не о какой-то там "экспансии и захвате", а о реализации жизненных интересов многонационального российского народа, к части которого собственно и причисляют себя крымчане. Здесь очевидно гражданское движение с двух сторон, что было совершенно неожиданным для наблюдателей в ЕС и США.

"Крымская история" - одно из немногих политических событий в России, по которому можно четко увидеть, что такое национальный интерес граждан страны. Он отличается от корпоративных, клановых, элитных, различных ведомственных интересов тем, что по этому вопросу можно провести честный общенациональный референдум. Возвращение Крыма поддержало абсолютное большинство - от Чечни, до "самых до окраин". А сами крымчане восприняли это событие как исправление исторической несправедливости. Наиболее сложный вопрос, связанный с этнополитическим позиционированием крымских татар также был в центре внимания Москвы. Причем впервые, в переговорах с отдельно взятой национальной автономией Кремль опирался на лидеров татарских и кавказских общин. Роль Рамзана Кадырова и Рустама Минниханова, значение их высказываний и направленных ими "дипломатических миссий", оказались крайне важным компонентом общей работы по возвращению Крыма. Таким образом, несмотря на высокую степень политизированности и антагонизма к официальной Москве, которую демонстрируют современные крымские татары, словно вынужденно отрабатывая "наследство отцов" периода депортации, был организован диалог, и, на мой взгляд, многие их опасения были сняты, естественно в той мере, в какой это в принципе возможно в условиях России.

Теперь об издержках. Главная из них – стоимость этого процесса для российского бюджета.
Давайте посмотрим, сколько будет "стоить" дотационный Крым в сравнении, например, с кавказскими программами модернизации. С декабря 2012 года в совокупности все кавказские ФЦП входят в госпрограмму РФ "Развитие Северо-Кавказского федерального округа на период до 2025 года". Общая стоимость госпрограммы на момент ее принятия составила 2,5 трлн рублей. Но 90% из них планируется привлечь из внебюджетных источников. Из бюджета будет выделено в совокупности только 235 млрд рублей с 2013 по 2020 год.
Таким образом, крымская ФЦП оказывается если не абсолютной, то реально ведущей по затратности госпрограммой России. Единственное оправдание этому, что заявленная Киевом масштабная инфраструктурная и дорожная модернизация Крыма практически не осуществлялась – последние инфраструктурные, да и просто крупные стройки закончились с распадом СССР. Украинский период частного капитализма и крымских криминальных войн, вообще оказался полным упадком и деградацией в смысле каких-либо серьезных инвестиций и подобной активности. Поэтому интеграция Крыма для полуострова огромное благо. На полуострове шутят - что не Россия присоединила Крым, а Крым Россию.

По факту интеграции Крыма в состав России внешние геополитические риски оказались достаточно высоки, но все-таки не столь критичны для России. Все изменила война на Донбассе и даже более важное для мирового сообщества событие - падение сбитого "Боинга". Именно они сократили число российских партнеров в мире и усилили санкции. Если бы не два этих сюжета, максимально развернувших антироссийскую реакцию на Западе, можно было бы констатировать, что процесс возвращения прошел почти идеально. Но теперь это немного другая история, с привкусом горечи от гибели людей в гражданской войне на Украине.