Эльшан Мамедов: "Живую энергетику театра никаким интернетом не заменить"
Читать на сайте Вестник КавказаВ гостях - режиссёр и продюсер Эльшан Мамедов.
- Эльшан, я сейчас представлю читателям Вашу краткую биографию, а вы меня, если я ошибусь, поправите или дополните.
Эльшан Мамедов родился в Баку, после школы уехал в Москву поступать в ВУЗ. Окончил ГИТИС, факультет театроведения. Кандидат искусствоведения. В НИИ искусствознании защитил кандидатскую диссертацию по теме "Театры малых форм Чехии 1960 –х годов XX в." В 1993 году создал продюсерскую компанию "Независимый Театральный Проект", а в 2005 году - авторское агентство, аффилированное с крупнейшими мировыми агентствами. Авторскому агентству "Независимый Театральный Проект" исполняется 10 лет. В одном из интервью Вы сказали:
"Я горжусь тем, что ни одного дня не проработал в государственном театре и не знаю, что такое госдотация. При этом наш театр называют полноценным репертуарным театром". У меня такое ощущение, судя по датам, что Вы - один из первых подвижников контрактного, антрепризного театра новой России. Это не в качестве комплимента, это в качестве факта. На самом деле это так?
- Если нашему авторскому агентству в этом году исполняется 10 лет, то продюсерской компании "Независимый театральный проект" - 21 год. Я не могу сказать, что мы были первыми. Точнее сказать: "Независимый театральный проект" стал одной из первых частных продюсерских компаний, как только появилась возможность в нашей стране - был принят закон, ликвидирующий монополию государства на театральную деятельность.
- Я читал в ваших интервью, что первый продюсерский опыт вы получили еще будучи студентом. Почему вам это показалось таким увлекательным?
- Заниматься театроведением как наукой прекрасно. Я учился у прекрасных театроведов, которые посвятили этой науке жизнь, но знал, что это не мой путь. Заниматься театром в научном зале театральной библиотеки, - для меня это было смерти подобно. Представьте геолога, который ни разу не был в геологической экспедиции, и который пишет научный труд. Я очень хотел заниматься живым театром, и это желание было абсолютно осознанным. Тем не менее, я искренне и с большим увлечением изучал историю и теорию театра: специализировался на театре Восточной Европы, на чешском театре, в частности, и под руководством профессора Л. Солнцевой написал диссертацию по чешскому театральному авангарду. Но театр для меня в первую очередь – это живой организм, это сиюминутное рождение "чуда спектакля". И я доволен, что "ушел за кулисы", доволен выбором, тем более, что со временем профессия театроведа и театрального критика, к сожалению, обесценилась. Раньше мы чувствовали себя "белой костью", небрежно бросали студентам-филологам из МГУ: "Если мне нужно будет понять, что такое "Война и мир", я не буду читать ваши статьи. Я возьму и прочитаю роман Толстого. А через двадцать лет про спектакль Анатолия Эфроса вы сможете узнать исключительно из моей статьи". Сейчас ситуация изменилась коренным образом. Появилось видео, интернет. И если сегодня я хочу составить свое мнение о каком-либо спектакле, то делаю это без посредника-критика.
- Вы не читаете российских критиков, это понятно. Но, судя по репертуару вашего театра, Вы не читаете и российских драматургов. Их тоже больше нет?
- Дайте мне пьесу современного российского драматурга, которая будет собирать тысячные залы, и я завтра же начну репетиции. Если я и могу позволить себе эксперименты, то только в рамках большого зала. Я бы и рад помогать самовыражению молодых талантливых драматургов, но в массе своей это эксперименты для подвалов на сто мест, а не для зрительского спектакля. Поэтому мы ставим европейских авторов, в основном французов.
- Понятно, что позволить себе рискованные эксперименты независимый театр не может: у вас нет своего помещения, у вас нет госдотаций.
- Любая независимость от чего-то зависит. И ничего страшного в этом нет. Так существует театр во всем мире. Практически весь западный театр - частный, и существует он, как и мы. Да, непросто, да, много проблем, но как-то живут Бродвей, Вест-энд, парижский театр "бульваров". А эксперименты существуют на гранты. Все знают свое место, все как-то уважительно сосуществуют. Ставятся прекрасные драматурги, получаются достойные спектакли. Но для того, чтобы поставить на Бродвее "Отелло" с Аль Пачино, американский продюсер не бежит за финансированием в Министерство культуры, как это делает любой наш крупный репертуарный театр, ставя спектакли со звездами. Бродвейский продюсер идет в банк за кредитом.
А еще там воспитана публика, и воспитана она по-другому. Зритель ранжирован, и для каждой категории зрителей предлагается свое зрелище. В Париже в большом зале может пойти интеллектуальная пьеса, и зал будет переполнен. У нас же эту пьесу определят в лучшем случае на камерную сцену. Фанни Ардан ежевечерне и при аншлагах играла не самую простую пьесу Маргерит Дюрас на сцене крупного парижского театре Мадлен. У нас на этот спектакль еле собрали один зал Дома музыки.
Вы думаете, в Нью-Йорке или в Париже нет низкосортных спектаклей? Есть, и немало. Я, например, часто отсматриваю парижские премьеры. И я точно знаю, в какой театр и к какому продюсеру я пойду в первую очередь, а где ноги моей не будет. У нас ситуация кардинально другая. К государственному театру кредит доверия изначально гораздо выше, даже если спектакли ужасающие. Поэтому частному театру труднее пробиваться. Если вы обратили внимание, я не употребляю слова "антреприза", потому что на сегодняшний день это синоним в основном слова "халтура". Я тоже хожу на спектакли своих коллег. Я вижу, что творится, и вижу, какой суррогат выдается ими за театр. Сначала я возмущался, что-то высказывал, а потом понял, - наверное, мы должны все это пережить. Все должно "устаканиться" и количество должно перейти в качество. Наверное, поэтому на государственном уровне частные театры не воспринимаются всерьез. Хотя в государственном театре халтуры тоже хватает, но своя рубашка ближе к телу.
- На одном из спектаклей, о которых вы сейчас рассказывали, в Москве я видел, как актриса исполняла свою роль, читая свой текст с листа.
- Такой подход дискредитирует то, чем мы занимаемся. Ненавижу расхожее выражение "Публика – дура!" Для меня важно, в первую очередь, предложить творческой команде качественную идею и организовать качественный репетиционный процесс. Когда мы начинаем постановку нового спектакля, я всегда собираю актеров и говорю им: "Ребята, если вы не можете выделить для репетиций достаточное количество времени, вам не сюда. Я многое могу, но выпускать спектакли за одну неделю я не умею физически. Поэтому решите для себя, что вам важнее в настоящий момент, - сиюминутный заработок в кино или "стратегический задел" в театре. Стратегический, - потому что спектакли наши идут годами. Освободите время, выпустите спектакль, который потом долгие годы будет в вашем репертуаре, а потом снимайтесь себе на здоровье. Тем более, что я роли вам предлагаю не самые последние".
Создание условий для полноценного выпуска спектакля - тоже моя задача. Да, не в государственном театре, да, без здания, но мы стараемся создать условия для того, чтобы актеры чувствовали себя защищенными, чтобы понимали, что они не брошены, что все, что делается, делается в первую очередь с творческой целью, а не для того, чтобы потом ездить чесом по городам и весям. К слову, спектакли у нас "обутые", "одетые" и просто так с ними не поездишь. Таким образом, появляется тот полноценный и параллельный театр, который развивается, надеюсь, независимо.
- У меня небольшой опыт - я видел только один ваш спектакль "Боинг-Боинг". Да, это комедия, но не простая "развлекаловка".
- "Боинг-Боинг" - как раз развлекаловка, но высокой пробы. Театр – это прежде всего развлечение, а потом уже все остальное, и если мне удается качественно развлекать зрителя, я этим горжусь. Развлекать тоже можно по-разному. "Боинг-Боинг" - комедия в чистом виде. Но стоит особняком хотя бы потому, что вошла в книгу рекордов Гиннеса как самая часто ставящаяся за пределами Франции французская пьеса. Комедия, в принципе, и комедия положений, в частности, самый сложный жанр. Сыграть комедию-буфф очень сложно. А русскому артисту с его психологической школой особенно. Мы потратили много сил, чтобы "схватить" этот жанр, и, говоря откровенно, удалось это не сразу. Но, видимо, удалось, поскольку спектаклю в будущем сезоне исполняется 10 лет, и играется он с большим успехом.
- Вы с помощью комедии сказали о серьезных вещах. Это очень важно. Плюс еще прекрасная игра актеров. Вы, кстати, угадали со всеми, мне кажется, на сцене.
- В этом спектакле прекрасные актерские работы. "Брызги шампанского", - сказала одна известная актриса после его просмотра. У Георгия Дронова просто бенефисная роль. Они с Петром Красиловым составляют великолепный актерский дуэт. А девчонки! Какие у нас прекрасные актрисы! Если бы вы знали, как трудно было подобрать актрис, чтобы они были разные, красивые и смешные. Ведь играют они стюардесс разных национальностей. Много талантливых красоток, которые сыграют тебе Катерину в "Грозе", но с Коломбиной у них возникнут проблемы. Я страшно горд, что нам удалось найти Елену Морозову, Екатерину Климову, Елену Бирюкову, - блистательных актрис. А еще я горд тем, что в спектакле есть стиль, который все эти десять лет не выходит из моды. На сцене художником Андреем Климовым подробно воссозданы 60-е годы. Кристиан Диор, Ив Сен-Лоран…
- И вы не побоялись обаятельного Костю Воронина позвать на эту роль, который предстал уникальным, глубоким актером.
- Это он потом стал Костей Ворониным, а тогда Георгий Дронов был молодым и талантливым актером Малого театра...
- Я думаю, что это совершенно верное попадание…
- Когда мы начали репетировать "Боинг-Боинг", Егор (Георгий Дронов — пр. ред.) с Леной Бирюковой заканчивали сниматься в ситкоме "Саша + Маша". Только начали показывать сериал "Бедная Настя", в котором снялись Катя Климова и Петя Красилов. И получилось так, что наш очень смешной и яркий спектакль с молодыми и талантливыми артистами достаточно быстро стал звездным. Это тоже предмет моей гордости, ведь "угадывать" актеров – тоже часть моей профессии.
- Эльшан, "Вестник Кавказа" не может упустить тот факт, что вы – лицо кавказской национальности. Вы бакинец. Вы уехали из Баку в 17 лет. Это уже было давно. Вообще, что для Вас родина сегодня?
- Люди - в первую очередь. Естественно, у меня там много родственников, друзей, знакомых. И, конечно же, культура. В Азербайджане богатейшая национальная культура. Сейчас в этой стране стали уделять очень серьезное внимание развитию и популяризации национальной культуры, и я страшно этому рад. Как прекрасно, что Азербайджан принял участие в строительстве Исламского павильона в Лувре! Меня переполняли чувства, когда у входа в этот фантастической красоты павильон я прочитал текст об участии Азербайджана. А какой грандиозный проект – Культурный Центр им. Гейдара Алиева! Само здание выдающегося архитектора Захи Хадид потрясает. А какой в нем музей Алиева с потрясающе придуманной экспозицией, какой концертный зал, какой выставочный павильон!
Но больше меня волнует, естественно, театр. В 2009 году президент Азербайджана подписал Указ о развитии национального театра. Указ вышел, но какого-то глобального обновления не видно. Хотя я знаю, что Национальный драматический театр стремится к обновлению. Не понимаю, с чем связана подобная стагнация. Могу предположить, что в Азербайджане на сегодняшний день не хватает профессионалов в области драматического театра. Нужен какой-то взрыв. Подобный тому, что устроил Валерий Фокин, став худруком Александринского театра и пригласив ставить "Чайку" польского авангардного режиссера Кристиана Люпу, который создал кардинально современный спектакль. Фокин не побоялся такого резкого шага, несмотря на то, что "Чайка" впервые была поставлена именно в Александринском театре, и разглядывание "под микроскопом" с критическим шипением было обеспечено. Недавно нечто подобное было предпринято в Бакинском русском драматическом театре, - литовский режиссер Йонас Вайткус поставил на сцене этого театра "Семь красавиц" Низами. Но это, скорее, похоже на случайность, чем на репертуарную политику. Мое глубокое убеждение, - нужно искать новое, современное лицо азербайджанского национального театра. И делать это можно не только на национальной драматургии.
- Что вы имеете в виду?
- Объясню. Например, у одного из первых писателей и драматургов современной Франции Эрика-Эммануэля Шмитта есть четыре повести о мировых религиях, одна из которых называется "Ибрагим и цветы Корана". Про мусульманскую религию, про суфизм. Несколько лет назад французы сняли по этой повести очень неплохой фильм с Омаром Шерифом в главной роли. Есть удачная театральная адаптация. И где, как ни в Баку, на стыке Запада и Востока, на Великом шелковом пути, должна быть поставлена такая история? Или возьмем, например, потрясающий роман "Вся жизнь впереди" выдающегося французского писателя Эмиля Ажара, за которую он получил Гонкуровскую премию. В основе романа история о том, как еврейская женщина вырастила арабского мальчика. Где, как ни в Баку, городе богатейших интернациональных традиций, должен идти спектакль, основанный на этом романе? Когда я приезжаю в Баку и начинаю разглагольствовать и фантазировать, друзья часто осаживают, мол, тебе легко фонтанировать идеями, ты судишь обо всем из Москвы, со стороны. Типа, побыл бы ты на нашем месте. И я замолкаю, понимаю, что, в чем-то они, наверное, правы.
- Вы легко идете на эксперимент. Всю жизнь так живете. Может быть, именно этого просто и не хватает вашим коллегам?
- Не знаю, не берусь судить. Я начал говорить об интернациональных традициях в Азербайджане, и это не просто слова. В России мало кто помнит и знает, что первую русскую православную церковь в Баку построили на пожертвования мусульман. Баку - действительно стык культур и религий. В центре Баку в одном треугольнике находятся церковь, синагога и мечеть. В свое время на окраины Российской империи (а Азербайджан был ее окраиной) ссылали преследуемых в России сектантов - молокан, баптистов, адвентистов, - и они видели по отношению к себе только доброе отношение со стороны местных жителей. Каким образом армяне в таком количестве оказались в Нагорном Карабахе? Российская империя приняла из Турции и Ирана армянских беженцев и поселила их в Карабахе. Я вырос в Баку, и в моем классе учились представители разных национальностей. Я уехал в Москву еще до конфликта с Арменией, то есть я жил в Баку времен Советского Союза. Я клянусь Вам, мне никогда и в голову не приходило ранжировать людей по национальности! Русский, еврей, армянин, - какая разница! Большинство педагогов моей 174-й школы были евреями. И это была очень почитаемая, сильная, известная школа в Баку, в которую не каждого брали учиться. И в этом городе всегда было так.
Тем обиднее иногда наблюдать моих сородичей в России. Я знаю многих азербайджанцев, которые живут в Москве уже достаточно долгое время и которые никак не хотят адаптироваться в русской культуре, российском социуме. Например, они ходят только в азербайджанские рестораны, которые сейчас стали страшно модными, слушают только азербайджанскую музыку, - для них в России продолжается их национальная жизнь. Я ничего не имею против сохранения национальной идентичности, но когда мимо меня проезжает машина с открытыми окнами, а оттуда на всю улицу звучит национальная музыка, мне становится стыдно. Я вижу в этом проблему, и не только конкретных азербайджанцев в конкретной Москве, но, например, тех же самых арабов во Франции. Я считаю, что, приехав жить в другую страну, нужно не навязывать свои устои, а перенимать местные. Я уверен в том, что не нужно ходить со своим уставом в чужой монастырь. Если ты приехал жить в страну, ты обязан адаптироваться. И одну из причин напряженного, мягко говоря, отношения россиян к лицам кавказской национальности, я вижу этом. Поверьте, я никого не выгораживаю. От русского человека иногда такое услышишь, - уши вянут. Но лично я, прожив в Москве более 30 лет, ни разу не почувствовал к себе негативного отношения из-за национальности. Какие прекрасные бакинцы – врачи, научные деятели живут работают в Москве, - интеллигенты, с прекрасным знанием российских реалий и вовлеченные в них. Уверен, они поддержат мои слова.
- В Азербайджане традиционно хорошо и с интересом относятся к русской культуре, к языку. Вот, Славянский университет в 2000 году был открыт.
- Да, это так. Вы знаете, что после распада Советского Союза в Баку не закрылась ни одна русская школа? Несмотря на, первый взгляд, коренное различие культур, я считаю Грузию и Азербайджан самыми лояльными к русской культуре неславянскими странами.
Когда кто-то из друзей или знакомых собирается в Баку, я первым делом им говорю, - никаких комплексов, - в этом городе нет человека, который не ответит вам по-русски на любой заданный вопрос. Кстати, я очень удивился, когда узнал, что Азербайджан посылает молодежь учиться, к примеру, режиссуре в Турцию. Я понимаю, что турки – наши братья и т.д., но мне такая политика в театральном образовании кажется странной. Ведь национальные театральные традиции складывались под непосредственным влиянием русской театральной школы, поэтому я справедливо задаю вопрос, - почему Анкара? Почему не Москва? Не Питер? Почему не ГИТИС, не Школа-студия МХАТ?..
- Если взять две ваши любимые страны - Азербайджан и Францию, - то давайте поговорим о культурных связях, поскольку вы уже немного затронули эту тему.
- Я не очень ориентируюсь в этой теме, и могу только рассуждать со стороны. Но то, что в Баку приезжал президент Франции и вместе с президентом Азербайджана открывал французский лицей, - показатель упрочения культурных связей, это огромное событие. На Кавказе, как и в России, любовь ко всему французскому историческая. Дюма путешествовал по Кавказу, Турция была франкоязычная, и все были повернуты на французской культуре. Произнесите при русском человеке словосочетание "Лазурный берег", и Вы увидите, как глаза его затянутся поволокой, даже если он никогда там не был. На мой взгляд, это что-то генетические или даже мистическое. То же можно сказать и про Кавказ. Я знаю, что в бакинских школах гораздо чаще стали изучать французский язык как иностранный. Мне "обожателю" французского языка это очень импонирует. Я считаю, что это здорово. Да, во Франции сейчас не все обстоит гладко, но нужно не забывать, что эта страна дала миру очень многое. Она придумала столько полезных механизмов для экономического, социального и культурного развития, что не надо бояться их перенимать. Американцы довели до известной кондиции именно французскую модель жизни. Не нужно изобретать велосипеды, нужно просто брать и адаптировать. Это никак не уронит национального достоинства. Я имею в виду и Россию.
Кстати, сейчас начался шум вокруг новой российской культурной политики. В ней есть большое количество перегибов, все политизируется, утрируется… Оппозиционеры опасаются, что теперь у нас будет один Островский… Но если оглянуться на французов, то мы поймем, что у них происходило то же самое. Им тоже пришлось бороться против американской культурной экспансии. И у них есть четкие правила, какой процент французского кино должно идти в кинотеатрах, а какой – англоязычного. Сколько французской музыки должно звучать в радиоэфире, сколько англоязычной. То же самое происходит и во франкоязычном интернете. Его процент, конечно, мал по сравнению с англоязычным, но свой кусок они никому не отдают. Таким образом они борются за свое место под солнцем. Это нормальная государственная политика.
- И ведь в понятие русского больше вкладывается культурный смысл, чем национальный. Я, например, живя в Европе, будучи осетином, считал себя русским. Другие россияне, живущие в Чехии, тоже считали себя представителями русской культурой.
Эльшан, как сегодня театру бороться с интернетом, с гаджетами, я не говорю про телевидение. У вас я наблюдал положительный опыт – в зале был аншлаг. Была и молодежь, и представители старшего поколения, творческая интеллигенция, офисные служащие — разные люди, разных слоев общества. И всем нравился спектакль!
- Борьба за зрителя - это отдельная тема. Есть прекрасное высказывание одного английского театрального критика. Он считал, что публика делится на три категории: первая – это те, кто в любом случае купит билет и пойдет на премьеру в театр, потому что ей это надо, у нее есть потребность в театре; вторая - те, кто никогда не купит билет и не пойдет в театр, ей театр не нужен, нет в ней театральной бациллы, пытаться завлечь ее в театр бесполезно; и третья – колеблющиеся. Вот из них, колеблющихся, мы и формируем приток новой театральной публики. Журнал "Итоги" в свое время писал, что из молодых независимых театров наш практически единственный, у которого сформирована своя публика. Что касается того, как мы приводим зрителя – это уже целая работа и ежедневная борьба. По известности, я не могу конкурировать со словом МХТ, Ленком или Современник…
Что касается конкуренции со стороны интернета и гаджетов… Новые технологии, конечно, заставляют нас ежедневно что-то пересматривать. Они влияют ощутимо, но не глобально, не сущностно. Смерть театру предрекают аж со времен братьев Люмьер, то есть с появления кино. Второй крупный виток был в момент появления телевидения. Но, как видите, театр живет, потому что его ничем не заменишь. Ничем не заменить живого контакта, живую энергетику - никаким интернетом. Другой вопрос, что нам нужно предлагать зрителю театральный продукт, принимая во внимание существование и развитие телевидения, интернета и т.д.. Умная театральная публика знает, что такое западные телесериалы высочайшего класса с потрясающей драматургией, и мы должны предложить в театре что-то, как минимум, равноценное, то, что поднимет людей и приведет их в театральный зал.
- Вы родились в семье музыкантов, но сами на музыкальных инструментах не играете и в то же время вы в рамках своего театра, не государственного, а частного, отважились на столь уникальный музыкальный проект как "Тапер-шоу". Расскажите об этом.
- Расскажу с огромным удовольствием, - это очень дорогое для меня детище. "Тапер-шоу" - невиданный новый жанр, и я утверждаю это со всей ответственностью. Это нечто совершенно новое для всех, - и для зрителя, и для нас, его создателей. Про каждый своей спектакль я могу рассказывать часами, но здесь совершенно другая ситуация: и дня не хватит. Одно дело ты берешь готовый драматургический материал, другое - создаешь все с нуля.
И четырехмесячный кастинг, и весь репетиционный процесс, - все было дико интересно и незнакомо. У нас большой опыт выпуска масштабных драматических спектаклей, но здесь мы столкнулись с совершенно новой спецификой, ведь здесь музыканты, и это необычный театр музыкантов.
Несколько лет назад во Франции я случайно попал на спектакль-концерт струнного квартета, который так и называется "Le Quatuor " ("Квартет"). Это очень известный французский коллектив, который был создан еще в 1981-м году. "Le Quatuor" - квартет виртуозных музыкантов, театрализующих музыку, - я стал их фанатом. Потом я еще пару раз был на их концертах и каждый раз понимал, что мне в них не хватает именно театра. Мне хотелось, чтобы было больше игры, больше действия, больше смыслов.
Но идея – это прекрасно, но идея и воплощение этой идеи – разные вещи, и между ними пропасть. Часто идея так и остается на уровне идеи. Чтобы идея воплотилась в нечто конкретное, много чего должно произойти, часто от тебя независящее. Даже на мистическом уровне. И вот в какой-то момент звезды сошлись, и появился "Тапер-шоу". Вдруг я понял, что только хореограф Игорь Оршуляк может стать режиссером этого спектакля. Мне даже не нужно было ему подробно рассказывать, чего я хочу, - я начинал, он подхватывал и продолжал. Потом был кастинг. Кастинг был долгим, затянулся на несколько месяцев, и в нашей жизни появились четверо прекрасных музыкантов. Но быть просто хорошим музыкантом для нашей истории было недостаточно. Нужно было, чтобы они были разными, но сочетаемыми между собой, харизматичными, но при этом с разным темпераментом, чтобы они были не похожи друг на друга, но при этом одной группы крови. И самое главное, эти ребята должны были быть готовы решиться на нашу авантюру. И мы таких нашли. Они пошли на наш эксперимент, я уверен, не понимая, на что себя обрекают. Они столкнулись с огромным количеством внутренних проблем и преодолений, но, я надеюсь, сегодня понимают, ради чего были все эти "мучения". Сегодня это синтетические актеры-музыканты, которые виртуозно играют на музыкальных инструментах, могут стоять на голове, бить степ, ездить на роликах, - все, что угодно. При этом все не трюк ради трюка, "Тапер-шоу" - это цельный, завораживающий и эмоциональный спектакль с сюжетом, с развитием. Между собой мы называем то, что мы делаем Цирком дю Солей, но только в театре. И надеемся, что, как и Цирк дю Солей, "Тапер-шоу" когда-нибудь станет названием нового театрального жанра.
- Много продюсеров сегодня работает в театре, в кино и давно – профессии этой в России уже более 20 лет. Но, только общаясь с Вами, понимаю, каким должен быть продюсер: деятельность этого человека находится на стыке творческих и финансовых вопросов. У него должно быть постоянное желание идти на эксперименты.
- Спасибо Вам за такое точное определение. В идеале - да. Мне лично по-другому неинтересно. Каждый раз мы пытаемся сделать что-то неформатное, что-то другое, неожиданное. "Тапер-шоу" - это крайность, потому что это вообще новое. Но только что мы выпустили спектакль "История любви. Комедия ошибок" по пьесе очень хорошего французского драматурга Жеральда Сиблейраса. Это тоже немножко "неформат", потому что это другой взгляд на любовь, на современные отношения инь-янь. Вы первый, кто так точно сформулировал мое понимание моей же профессии. Ведь многим кажется, что продюсер – это человек, который в первую очередь достает деньги. Но вокруг огромное количество проектов, в которые "вбуханы" большие деньги и у которых есть все признаки успешности. И что? Пустые залы. Продюсер должен отдавать себе отчет, во что вкладывать деньги, он должен понимать, какая тема сегодня актуальна, какие артисты сочетаемы, что сегодня срастется, а что - нет. И успех зависит от того, что насколько хорошо он это понимает. Хотя просчитать успех можно, но до определенной степени.
- То есть, нужна интуиция?
- Интуиция в моем деле обязательная составляющая. За все эти годы я единственный раз столкнулся с четким, почти как на компьютере, просчитанным ожиданием грандиозного успеха. Я имею в виду мюзикл "Мамма миа!" и бесконечно преклоняюсь перед его продюсером Джуди Креймер. Мюзикл на музыку АВВА – идея века! Кстати, я был первым, кто вступил с ней в переписку сразу после лондонской премьеры в 1999 году с предложением поставить этот мюзикл в Москве. У меня до сих пор лежит ее ответное письмо с вопросом: "Неужели АВВА популярна в России?"
Но так бывает крайне редко. У меня тоже бывали такие случаи. Например, спектакль "Ladies Night. Только для женщин", который мы играем уже 12 лет. Я видел парижский спектакль и понимал, что спектакль "обречен" на успех. Но уровень этого успеха не мог предсказать даже я. Сейчас очень редко бывает, когда ты утром просыпаешься, а вся Москва говорит о вчерашней премьере, - то есть такое мы тоже пережили. Но что бы ты не прогнозировал, до тех пор, пока зритель не сядет в зрительный зал, пока ты не начнешь слышать его реакцию, до конца ничего понять невозможно. То самый случай, когда "и рождается чудо спектакля"!
- Этому невозможно научить ни в одном институте. И у нас, к сожалению, время истекает, тем еще много, с Вами можно говорить не только о французском, но и о чешском театре, но я думаю, мы к этому еще вернемся с вашей помощью. Два-три слова о планах. О "Тапер-шоу" мы уже начали говорить…
- Сейчас мы работаем над новыми номерами. В мае-июне будем участвовать в нескольких мероприятиях большого национального значения. При этом мы готовимся к июньским спектаклям 24-го, 25-го числа в Театре Юного Зрителя - будем играть последнюю серию "Тапер-шоу" в этом сезоне. Кстати, открываем летний сезон. Несмотря на то, что лето – не совсем театральная пора, мы весь июнь и июль будем активно играть свой репертуар. Так что встретимся в театре!