Тбилисские истории. Рок Андро Гогниашвили

В восьмом классе в сочинении на тему о будущей профессии Андро Гогниашвили написал, что, хочет быть таким, как дед. Далее на странице с четвертью Андро Гогниашвили поделился мечтой – защищать родину от врагов, вредителей, мешающих строить социализм. При этом довольно подробно описал методы борьбы с ними – пытки, тюрьмы, ссылки, расстрел. Завершил сочинение предложением: "Жить все станем хорошо, когда будет раздавлена последняя гадина".

Дедушка Гогниашвили, служа в КГБ, этим и занимался всю дорогу. Но как раз про это Андро, углубясь в методы борьбы с врагами социализма, написать забыл. Впрочем, о некой связи дедушки с борьбой за социализм и светлое будущее можно было догадаться и без такого уточнения, помня о том, с чего сочинение начиналось.

Учительница, прочитав сочинение, почувствовала прилив тревоги и в сомнениях пошла к директору школы. Тот, пробежав по диагонали, вспотел. Вначале ему показалось, что Андро Гогниашвили кривляется, но отдельные перлы свидетельствовали о том, что не все так просто. Поразмышляв, директор решил вызвать в школу родителей: "Лет двадцать назад далеко пошел бы мальчик. Да и сейчас, возможно, не поздно".

Дневник с записью явиться в школу Андро показал не родителям, а деду. Дружба у них тогда была. Дед, бывало, рассказывал увлекательные истории о том, как вычисляли вредителей и шпионов. А еще, когда они гуляли в окрестностях Тбилисского моря, дал там пострелять из своего пистолета.

Дед, разумеется, спросил о проделках в школе, раз уж родителей вызывают, но Андро действительно понятия не имел о причине вызова. И утром Гогниашвили-старший, надев форму с наградами, тайком от родителей пошел на встречу с директором.

Разговор, впрочем, не состоялся. Директор, увидев деда, понял все сразу, поинтересовался, почему не пришел кто-то из родителей, и заговорил на общие темы, о переходном возрасте, а потому и о необходимости повышенного внимания.

Майор соглашался с ним, заверил, что недостатка внимания к Андро дома нет, а вот недостаток контактов между родителями и школой есть, и его с учетом сложного возраста Андро, необходимо устранить. Но устранять, видимо, с нового учебного года, ибо на носу уже были летние каникулы.

А за лето кое-что произошло. Началось с того, что семейный отдых на море сорвался – у родителей стала наклевываться продолжительная командировка за границу, и Андро одного отправили к родственникам в Сухуми. В июле Гогниашвили-старшего вызвало начальство и поблагодарило за многолетний плодотворный труд в органах, вручило какую-то медаль, грамоту, радиокомбайн без телевизора и взяло многозначительную паузу. Майор понял все и написал рапорт об увольнении на пенсию.

Вернувшись из Сухуми домой, Андро застал деда в депрессии, но не понял толком в чем дело. По его разумению, все обстояло замечательно: деда наградили, на работу ходить ему стало не нужно, а деньги он все равно продолжал получать, делай, что хочешь – вольному воля. А главное – дома появились проигрыватель и магнитофон.

Но еще "главнее" было то, что за лето Андро изменился, благодаря паре студентов-вольнодумцев, снимавших флигель во дворе у тех самых сухумских родственников. У них был магнитофон и полный чемодан записей. Андро, зачарованный, слушал малознакомую доселе музыку с красивыми и загадочными названиями "Пинк Флойд", "Дип Перпл", "Лед Зеппелин", "Роллинг Стоунз", "Битлз", "Иисус Христос – Суперзвезда", "Криденс"…

Один из студентов был молчуном. А другой ходячим справочником рок-музыки. В Андро он нашел внимательного слушателя и, успев соскучиться с неразговорчивым однокашником по общению, часами рассказывал интересные и забавные истории, связанные с группами и исполнителями.

В конце лета переформатизация Андро в "рок-н-ролльщика", а заодно и в легкого антисоветчика, ввиду неприятия властями этой музыки, завершилась. В голове сложилась следующая формула: музыка из студенческого чемодана была хорошей, но такие пластинки купить можно у спекулянтов или записать на магнитофонную ленту в студии звукозаписи, а все потому что Советский Союз ведет идеологическую войну с Западом, и вожди считают, что молодежь должна слушать правильную советскую музыку, а не музыку разлагающегося Запада. Андро твердо решил, что неправы в этом деле вожди.

Так из Тбилиси Андро Гогниашвили уезжал с желанием извести врагов социализма, а вернулся нашпигованный "пинкфлойдом" и прочими "битлами". Подарок деду к увольнению он расценил как благословение свыше. Тем более, что аппарат совмещал проигрыватель с магнитофоном – можно было добывать пластинки и записывать. Расклад представлялся очень перспективным. Оставалось заручиться согласием деда. И это оказалось простым делом – дед, все еще переживавший увольнение, замкнулся в себе, ему было не до магнитофона с проигрывателем. Тем более, что к музыке он был в целом равнодушен, признавая только пение сестер Ишхнели.

И тут же в струю легло известие о том, что у родителей сложилось с командировкой. Им целый год предстояло поднимать экономику братского Вьетнама. Андро подумалось, что во Вьетнаме с музыкой может быть проще. Он попросил отца, присмотреть ему кое-что из "этого списка" – и по возможности чем больше, тем лучше. Список был внушительный – двойной лист в клетку, исписанный мелким почерком в несколько столбцов. Отец сложил его в карман и сказал неопределенно: "Если что будет". Так Андро с дедом остались вдвоем.

Когда отставной майор, наконец, переварил обиду и вышел из прострации, то обнаружил внука сбившимся с пути. Тот так не считал и, включив что-то забористое, радостно поделился с дедом планами: "Такой музыки мало, а любителей много. Папа будет присылать пластинки. Их можно будет записывать на магнитофонные кассеты любителям. За деньги".

Дед нахмурился. Планы внука никак не соответствовали его мировоззрению. Отставной майор решил взять хитростью.

На следующий день он отправился в магазин грампластинок и вернулся оттуда с творением какого-то советского ВИА и записью классической музыки. Перевоспитание закончилось, не начавшись. "Дрянь это!" – безапелляционно объявил внук, меняя пластинку на что-то из своего.

"Это не музыка вовсе, грохот какой-то!" – заспорил дед. "Ты послушай сперва", – упорствовал Андро. "Свадьба сумасшедших", – отвечал майор в отставке. "Не понимаешь!" – возражал Андро. "Тут и понимать нечего – бьют в жестяные тазы и визжат, как павианы, – возмущался дед. – На таких глупцов, как ты рассчитано, вот так хотят нашу молодежь взять!"

Вернувшись со школы, Андро не застал на месте бобин с записями. Исчез и диск "Слэйд", одолженный накануне на два дня. "Где?" – коротко спросил он у деда. Тот сделал вид, что не понимает, о чем речь.

"Пластинка не моя, не верну завтра – будут неприятности", – предупредил Андро. "У кого?" – уточнил дед, а узнав, и бровью не повел: "Так не надо чужие вещи в дом приносить". "Верни, что взял", – Андро чуть не плакал. "Разговорчики", – рявкнул, как бывало, отставной майор, но не учел произошедшую с внуком метаморфозу.

Встававший рано дед следующим утром увидел висевший в саду свой парадный китель без наград. Сразу он и не сообразил что к чему. А догадавшись, просто зарычал – от возмущения слова забылись. Мгновенье спустя он тряс кителем над головой у заворочавшегося в постели внука.

"Сменяем – все твои ордена на все мои записи?" – вызывающе предложил Андро.

"Верни немедленно, негодяй!" – потребовал дед.

"Ты мне в душу плюнул, дедушка. Не понимаешь?" – привстал Андро.

"Верни награды! Разговаривать потом будем", – сформулировал дед условия переговоров.

"Нет. Только обмен", – Андро был тверже камня.

"В порошок сотру!" – пригрозил отставной майор.

"Палач, – огрызнулся Андро. – В общем так: не будет через час записей – продам твои медали и куплю новые диски. Записи-то восстановлю – не такая уж и проблема, а ты что без орденов делать будешь?"

"Да я таких как ты…" – задыхался дед.

"Знаю! Long live rock’n’roll! Всех не перевешаешь – нас много!" – уворачивался Андро от кителя, превратившегося в руках деда в орудие атаки.

Вечером состоялся второй раунд переговоров. Точнее – сделка. Дед выложил коробку из-под масла, куда сложил конфискованные было диски и бобины, и коротко спросил: "Награды?" "У тебя под матрацем", – ответил Андро. "К радиоприемнику не подходить. Он мой", – сказал дед. "Не вопрос", – Андро едва подавил досаду. "Хоть бы нормальное что-то слушал. Сестер Ишхнели, например. Или Чайковского", – посетовал дед. Андро презрительно скривился.

Спустя неделю дед вытаскивал Андро из милиции – обчистил квартиру на Воронцова и попался через час на сбыте краденного. "Бабки понадобились", – коротко объяснил он деду. У отставного майора тут же выстроилась цепочка, о которой он как-то прочитал в "Труде": рок-музыка-наркотики-деньги. "С ума сошел?! – возмутился Андро. – Магнитофон хотел купить".

У бывшего чекиста заскребло на душе. Он по-свойски с глазу на глаз пообщался с начальником отделения и смог договориться так, что пострадавшим возвращается краденное, а они не настаивают на наказании. "Еще раз такое, и я тебя лично на каторгу определю, – предупредил он Андро. – Можешь слушать свой джага-джуги, раз уж так невмоготу. Но базар тут не открывать – никаких записей за деньги!"

"Невмоготу" Андро было все время. Ночью ему снились рок-группы. Иногда он сам фигурировал в них, и тогда он просыпался совершенно разочарованный реальностью. Дневное время суток целиком и полностью занимала музыка.

В школе поражались радикальным переменам, произошедшим с Андро. Англичанка Мэри Вахтанговна восхищалась – Андро заметно подтянул предмет и проявлял искренний интерес.

Гуманитариев в какой-то степени забавляли выкрутасы Андро, сводившего ответы на вопросы к каким-то рассказам о рок-музыке, имевшим крайне опосредствованную и призрачную связь с учебным заданием. Они считали, что юноша оригинальничает, хочет выделиться. Учительница по географии за глаза и вовсе высоко оценила попытку Андро рассказать урок о Великобритании сквозь призму сравнения городов, "пораженных" рок-активностью, с городами, не давшими ничего серьезного в этой сфере, хотя больше "тройки" поставить за эти потуги и не смогла.

Остальные учителя никаких оправданий не искали, и подходили к вопросу проще: Андро – бездельник, родители уехали, дед не справляется, вот и результат. Попытка привести его в чувство угрозой исключить из комсомола, закончилась вызовом в школу скорой помощи. Андро Гогниашвили закатывал в истерике глаза, бился на полу в судорогах и пускал изо рта пену. Врачи тотчас раскрыли симуляцию, но педагоги и школьники были напуганы так, что сомневались в вердикте врачей, и продолжали подозревать, что Гогниашвили все-таки эпилептик или бесноватый.

Споры закончились, когда в сочинении на тему "Анны Карениной", Андро, дойдя до причины трагедии, поделился соображениями о том, что героине необходимо было разгрузиться эмоционально, покурить травы, а не кидаться на алкоголь или кокаин перед тем, как броситься под поезд, помогло бы также посещение концерта какой-нибудь недепрессивной группы, но отсутствие в то время рок-музыки привело к печальному концу, что еще раз доказывает необходимость и незаменимость этого достижения человечества.

В школе пришли к выводу: Андро либо сошел с ума, либо нагло издевается. "Либо сам курит этот кокаин", – предположил директор, оформляя вызов в школу родителей, а ввиду их отсутствия в стране, деда.

"Ему на следующий год заканчивать школу. Знаний – ноль. Я не представляю, как он получит аттестат, когда, кроме английского языка, его совершенно ничего не интересует, и даже ради того, чтобы не иметь "двойку" он категорически не желает и пальцем пошевелить. Честно скажу – беспрецедентный случай в моей практике. Не бывало такого, чтобы ученик так кардинально изменился", – сказал директор. "В моей практике тоже, – вздохнул отставной майор. – Но у нас с воспитанием проще было…" "Знаю-знаю", – вырвалось у директора.

Именно в этот миг у Гогниашвили-старшего переполнилась чаша терпения. В школе он сдержался, но всю дорогу домой цедил сквозь зубы: "Знаю-знаю… Что ты можешь знать, крендель в очках? С одним пацаном сопливым всей школой справиться не можете – гуляет, как хочет, издевается над всеми, как может. Но все – доигрался внучок драгоценный!"

И во дворе Гогниашвили запылал костер. На всю улицу разнеслась едкая вонь от горящих пластинок и магнитофонных лент, и на всю улицу разносились завывания и брань Андро. Соседи судачили: зря старик такое затеял, мальчишка и так себе на уме и что теперь выкинет, одному Всевышнему известно.

Андро собрал какие-то вещи и ушел из дома, бросив деду на прощанье "Будь проклят, садист гебэшный!" Гогниашвили-старший тревогу бить не стал: проголодается – вернется. Но Андро не проголодался, потому что ушел жить к тете по материнской линии. Он наотрез отказался возвращаться домой, объявив, что ему легче повеситься, чем жить под одной крышей с тираном и деспотом. Не вернулся и тогда, когда родители завершили трудовую миссию во Вьетнаме. Только через несколько лет, после отхода деда в иной мир.

Чем он занимался, живя у тети, – трудно сказать. Он и так был необщительный, а после возвращения, казался совершенно замкнутым. Похоже, учиться не стал, если вообще закончил школу. Работал таксистом. Из его всегда сверкающего ГАЗ-24 часто доносился тяжелый рок – пристрастию своему Андро не изменил.

Потом он женился, нарожал детей, и однажды прилюдно стал отчитывать задержавшегося на улице сына: "Учись, чтоб человеком стать! А то занятия забросил – на улице торчишь, стены подпираешь или ерунду какую-то сутки напролет слушаешь. Это что – музыкой теперь называется?"

Его слова услышал сосед, и, когда сын удалился домой, без задней мысли напомнил Андро о его спорах с дедом, завершившихся грандиозной ссорой: "Сам что же – не стал человеком?"

"Я нормальную музыку слушал и слушаю, а этот рэп – чертовщина какая-то", – вскинулся Андро. "Вот и дед твой, помнится, тоже самое говорил, – вспомнил сосед. – Для него Ишхнели были музыкой, для тебя – "Битлз"". "Слушай, какое тебе дело до всего этого? – бесцеремонно оборвал его Андро. – Иди своей дорогой".

Сосед пожал плечами и сделал вид, что не обиделся.