Моздокская база

В Моздоке я оказался вопреки моим планам. Нам с журналистом-приятелем потребовалась аккредитация для освещения так называемой контртеррористической операции на территории Чечни. Осенью 1999 года без злосчастной бумажки и шагу невозможно было ступить по воюющей республике. У войны на все черно-белый взгляд - кто не с нами, тот против нас. И журналистов коснулось это правило. Есть у журналиста бумажка из Моздока - значит свой, нет ее - непонятно кто, скорее всего, чужой. Люди в камуфляже и с оружием в руках при виде журналиста начинали требовать аккредитацию. Помыкавшись по окраинам Чечни, мы поняли, что без посещения пресс-центра федеральной войсковой группировки в Моздоке не обойтись.

Размещался пресс-центр на территории военной базы. Предполагалось, что база тщательно охраняется. Следовательно, без пропуска пройти в пресс-центр за аккредитацией считалось делом немыслимым. Нам объяснили, получить такой пропуск журналисты могли только в пресс-центре, который, подчеркиваю, находился в глубине базы. Как же туда можно было попасть? Загадка эта нам казалась почти неразрешимой. Надежда осталась, как часто бывает, на случай. И он представился довольно быстро.

Когда люди верят, что существуют тайные замыслы мирового правительства по развалу и дискредитации российской армии, то они, как мне кажется, имеют поверхностное представление об этой проблеме. На Моздокской военной базе конспирология трещала по швам. Уже на КПП солдатик заговорил с нами открыто, на деловом языке.

- С обоих по двадцать рублей и идите себе. Даже расскажу, где пресс-центр расположился, - пообещал он. - Да вы не удивляйтесь, корреспонденты уже больше недели так на базу пробираются!

- А на самолете нельзя над Чечней полетать? - спросил я не без иронии.

- Это уже за другие деньги... И не ко мне. Но, честно говоря, не советую, все-таки стреляют, - вполне серьезно ответил солдатик.

В пресс-центре, неожиданно для моего приятеля, его документы вызвали множество вопросов. Точнее, офицеры удивились указанному в них месту жительства и работы.

- Вы сотрудничаете с московской газетой, а живете в Тбилиси? - спросил его строго офицер.

- Да, я ведь собственный корреспондент газеты по кавказскому региону.

- Вы - грузин?

- Конечно, в удостоверении же указана фамилия - Колхия... Это моя фотография.

- Странно...

Что именно показалось сотруднику пресс-центра странным, понять было затруднительно - то ли его удивило, что тбилисец мог быть собкором московской газеты, то ли, что грузин мог жить в Тбилиси, а, может быть, что Колхия мог быть грузином... Времени для поиска смысла в его вопросах нам не дали. Через несколько минут Колхию увели в неизвестном направлении дежурный офицер с двумя вооруженными солдатами.

Опуская подробности поиска на базе соответствующих служб, скажу, что примерно через три часа я стоял перед младшим офицером комендатуры:

- Зачем арестовали журналиста, товарищ капитан?

К счастью, я не носил грузинскую фамилию и проживал на территории России. Но капитану мой вопрос явно пришелся не по душе.

- Молодой человек, дайте ваши документы, - он взял паспорт, удостоверение, водительские права, но рассматривать их не стал. - Пусть на моем столе полежат.

- Поймите, мы обычные журналисты. Позвоните в наши редакции, уточните фамилии... Вам следовало бы воевать с террористами, а не с нами!

Глаза офицера заблестели, а из уст посыпались вопросы:

- А на какой улице вы живете во Владикавказе?

- В паспорте указан адрес постоянной регистрации.

- Я вас спрашиваю, а не паспорт. Как ваш район называют жители города? А какие учреждения находятся на вашей улице? Гора Казбек видна из вашего дома?

На посыпавшиеся вопросы я попытался ответить разом.

- Уважаемый товарищ капитан. Назовите любое интересующее вас здание во Владикавказе и я скажу, на какой улице оно стоит, и какие учреждения располагаются в нем. Я очень хорошо знаю этот город, но не потому что изучал его в качестве шпиона, а потому что прожил в нем много лет.

- А с чеченцами вы встречались? - капитана захватил допрос скрытого шпиона, который сам пришел в комендатуру.

- Очень часто! - бодро ответил я, предположив, что капитана следует попытаться утопить в массе разнообразных деталей. - В детстве, в юности. Недавно приезжал коллега из Сержень-юрта. Выпили у меня водочки, поели осетинских пирогов. Однако он на меня обиделся - пироги оказались со свининой. Но, во-первых, я сам этого не знал, а во-вторых, меня удивило, что водку он пьет с удовольствием, а свинина для него грех.

- А может быть, они вам деньги платят? - капитан не поддался на уловку, вернув разговор в прежнее русло.

- Зачем?

- Ну, ведь не хватает же зарплаты на жизнь?

- Мне хватает. Правда, не знаю, как вам.

Каждое произнесенное мной слово, как было хорошо заметно, еще больше убеждало капитана в правильности его умозаключения. Допрос мог продолжаться бог весть сколько, не появись в кабинете другой офицер, если не ошибаюсь, более высокого звания. Не глядя на меня, он мрачно буркнул в сторону капитана:

- Шеф вернулся с совещания у командующего. Злой как дьявол. Нас с тобой зовет! Поторопись, пожалуйста.

Но уже после первых слов вошедшего, капитан застегивал пуговицы на рубашке и кителе. Ко мне он потерял всякий интерес, словно к надоевшему за время игры мячику. Сунув в мои руки ворох документов, среди которых я успел заметить и бумаги Колхии, стал выпроваживать:

- Так, забирайте, уходите... Больше нам не попадайтесь со своим приятелем! Дежурный, проводите его быстрее за КПП!

За воротами военной базы я нашел Колхию. Все это время его держали в другом кабинете комендатуры. Вопросы задавали такие же глупые, как и мне. В завершение допроса, не объясняя ничего, Колхия наотрез отказали в аккредитации и без документов выпроводили восвояси.

Мой приятель был вне себя от злости - проехать более сотни километров по разбитым ингушским и осетинским дорогам, потерять уйму времени, затем и надежду на получение аккредитации, вдобавок три часа просидеть арестованным в комендатуре!

- Не расстраивайся, - говоря это, я сам находился в растрепанных чувствах, - хорошо хоть документы вернули. Вот забери. Будем искать выходы на этот пресс-центр. Есть у меня знакомый в моздокской мэрии...

- Вуа-ай! Что это? - прервал меня Колхия, держащий в руках свои документы. - Какие-то талоны на питание. Капитана Свиридкина...

Колхия изучал длинную бумажную ленту. Оказалось, что второпях капитан сунул мне в руки вместе с документами и свои талоны на питание в офицерской столовой.

- Давай подсчитаем, на сколько дней этих талонов, - попросил я приятеля.

- Видимо, на много, сплошные завтраки, обеды и ужины... Десять, одиннадцать...четырнадцать... На весь месяц!

Я еще только размышлял, как поступить с сунутыми мне по ошибке бумажками, как Колхия самостоятельно принял решение:

- Вот тебе, капитан Свиридкин, сегодняшний ужин, вот тебе завтрашний обед...вот тебе все твои завтраки...

Он дал выход накопившейся злости, разрывая офицерские талоны на мелкие кусочки. Обрывки он развеял над дорогой, ведущей к КПП военной базы.

- Пусть видит свои завтраки и ужины в грязи - нечего было в шпионов с нами играть. Их только звездочки на погонах интересуют. А мы без материалов сидим. Попробуй им в Москве объясни, на что мы время тратим! - возмущался мой приятель.

Месть капитану, перечеркнувшему все надежды на получение аккредитации, свершилась.

Тут мне на память пришли поучения одного из своих бывалых коллег:

- Если тебя несправедливо обидели, не спеши отвечать в горячке. Успокойся, выжди время - случай представится сам, непременно! Это проверенно временем. Вот тогда и бей его наотмашь, или не бей, как пожелаешь.

Я никогда не сомневался в безошибочности этого утверждения. Но представить не мог, что придется отреагировать на обиду с такой оперативностью. Месячное пищевое довольствие офицера комендатуры наши руки уничтожили несколькими движениями. Конечно, с голоду на военной базе капитан не умрет, хотя помыкаться ему придется (увы, далеко не так, как нам в Чечне без злосчастной аккредитации). Словом, Колхия не стал медлить с тем, чтобы дать капитану сдачи. Хотя он слыл сердобольным человеком, пытавшимся как можно чаще отвечать добром на людское добро...