Мифы и реальность карабахской проблемы

Карабахский конфликт стал одной из первостепенных проблем в развитии не только современного Азербайджана и Армении, но также всего региона в целом, где проблемность и непредсказуемость, присущая Закавказью, обусловлена нерешенными межнациональными конфликтами. Тем не менее не будет лишним обратить внимание на доводы со стороны реакционных сил в Армении и за рубежом, говорящих о естественной предрасположенности армянской и азербайджанской общин к конфликту в конце 1980-х непосредственно перед распадом СССР.

Многие доводы не имеет под собой надежной аргументированной базы, однако со временем не теряют своей актуальности а напротив обрастают мифами, в частности о том, что в конце 1980-х существовала реальная угроза упразднения армянской автономии со стороны руководства Азербайджанской ССР.

Одним из наиболее распространенных утверждений стало то, что за годы существования Нагорного Карабаха как автономного субъекта Азербайджанской ССР численность армянского населения снизилась с 95% до 75%, в то время как азербайджанское население увеличилось с 4% до 23%. Причем утверждается, что тем самым проводилось вытеснение армян из Карабаха. Очевидно это не соответствует реалиям того времени.

Об этом, в том числе, упоминал бывший президент Армении и бывший "президент" самопровозглашенной "Нагорно-Карабахской Республики" Роберт Кочарян в интервью российскому журналисту Андрею Караулову в 1996 году. Стоит напомнить, что создание в 1921 году НКАО (Нагорно-Карабахской автономной области) стало компромиссным решением, которое удовлетворяло с одной стороны требования экономического характера (требовалось связать область с одним из экономических центров в Закавказье), с дрогой стороны необходимо было положить конец гражданскому кровопролитию. В 1921 году регион отходил от ужаса гражданской войны, в ходе которой идея создания национальных государств считалась одной из центральных. Новая идеология предусматривала создание новой общности – "советский народ", что можно было назвать вариантом политики мультикультурализма. Со временем все нации должны были перемешаться, а на свет появилось бы абсолютно новое наднациональное общество. С точки зрения дальнейшего существования СССР автономии были временным элементом, соответственно изменение процентной составляющей не могло быть чем-то из ряда вон выходящим. Иными словами, территории автономий не были закрепленной собственностью за той или иной национальной общиной.

Препятствовала ли политика руководства Азербайджанской ССР экономическому развитию НКАО? Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратить внимание на три фактора: экономический, социальный и географический.

Нагорный Карабах никогда не был самостоятельным экономическим центром, напротив, выполнял вспомогательную функцию, обеспечивая сырьем экономику Советского Азербайджана, которая была важнейшим звеном в экономике всего Советского Союза. Подобная ситуация была характерна и для Грузинской ССР, в которой аналогичная роль была отведена абхазской и осетинской автономиям. В этом смысле традиционный сельскохозяйственный уклон экономики НКАО не был чем-то уникальным, так как практически все автономии в СССР были агарным сектором экономик союзных республик.

 

Учитывая географические условия региона, далеко не везде было возможно построить крупные предприятия, а в случае Карабаха и вовсе проблематично ввиду высокогорного и труднодоступного рельефа. В советское время вопросы экономики не решались в пользу интересов тех или иных национальностей. Советские промышленники и экономисты были далеки от политики и руководствовались сухим расчетом при составлении проектов по созданию производств или же проведению необходимой инфраструктуры. Примером тому может служить Закавказская железная дорога, пути которой прокладывались по наиболее выгодному с точки зрения экономики маршруту.

Нельзя обойти вниманием и такую важную составляющую советской экономической действительности как трудовая миграция, которая отвечала идеологической политике. В Нагорном Карабахе основу эмиграционных потоков составляли специалисты в области образования, сельского хозяйства и здравоохранения. Люди должны были мигрировать внутри одного государства, преодолевая замкнутость национальных общин. Поэтому автономная область не должна была стать чем-то наподобие «армянской вотчины», тем более что Советская Грузия и Азербайджан были гораздо более многонациональны, нежели Армения.

Наконец, период пребывания НКАО в составе Азербайджанской ССР сопровождался уничтожением памятников культурно-исторического наследия (церквей,  монастырей). Нет необходимости напоминать о том, какая политика проводилась в отношении церкви (религии в целом) в течение всей истории существования СССР. Атеизм, будучи элементом государственной идеологии, активно поддерживался партийными и государственными органами до 1988 года. Государство внимательно следило за деятельностью религиозных организаций. Это не могло не отразиться на политике в отношении памятников храмовой архитектуры. Как правило, в бюджетах союзных республик не закладывались средства на их сохранение. Говорить о том, что власти Азербайджана проводили политику по уничтожению армянского культурного наследия некорректно, так как в СССР церковь была не защищена.

Таким образом, вероятная угроза ликвидации армянской автономии исходила скорее из политики национального строительства всего Советского Союза, а не от отдельно взятой республики, руководство которой, к слову к концу 1980-х не обсуждало вопрос о возможном упразднении карабахской автономии. Подобный вопрос не обсуждался и в Верховном совете Грузинской ССР в отношении Абхазской АССР, где доля абхазов к 1989 году составляла 17-18%. Советские автономии были защищены законодательно и не могли быть упразднены властями союзных республик. Если кто и мог упразднить автономию, так это руководство СССР. Но стоит ли нынешним армянским политикам критиковать Советский Союз за его политику в отношении народов, учитывая, что именно в рамках СССР стало возможным восстановить армянскую государственность, которая послужила основой современной Армении?